Мне пел-нашептывал начальник из сыскной,
Мол, заложи их всех, зачем ты воду мутишь,
Скажи, кто в опера стрелял — и ты «сухой,»
Не то ты сам себе на полную раскрутишь.
А в небе синем алели снегири,
И на решетках иней серебрился.
Сегодня не увидеть мне зари,
Сегодня я в последний раз побрился.
А на суде я брал все на себя,
Откуда ж знать им, как все это было.
Я в хате был, и не было меня,
Когда мента Натаха умочила.
И будет завтра ручеек журчать другим,
И зайчик солнечный согреет стены снова,
Ну а сегодня скрипнут сапоги,
И сталью лязгнут крепкие засовы.
И на свиданьи, руки разбросав,
Как чайка крылья, старенькая мама
Меня молила, падая в слезах,
Чтоб я сказал им все, но я упрямый.
Ах, мама, мама, ты мой адвокат,
Любовь не бросить мордой в снег апрельский.
Сегодня выведут на темный двор солдат
И старшина скомандует им: «Целься!».
А за окном буянила весна,
И в воронок меня из зала уводили,
И я услышал, как вскрикнула она:
— Алеша, не забуду до могилы!
И будет завтра ручеек журчать другим,
И зайчик солнечный согреет стены снова,
Ну а сегодня скрипнут сапоги,
И сталью лязгнут крепкие засовы.